Смогут ли старообрядцы повлиять на жизнь современной России?
5 декабря — день рождения знаменитого протопопа Аввакума, празднование 400-летнего юбилея которого в этом году поддержано президентом. О значимости фигуры протопопа Аввакума в современной жизни — наш (РГ) разговор с главой Всемирного союза староверов Леонидом Севастьяновым.
Протопоп Аввакум — всем известное имя. Он канонизирован в старообрядческой церкви как исповедник веры, пострадавший за «древлее благочестие». Кажется, он, как никто, понят русской культурой и со всей возможной мощью встроен в нее. Он классик древнерусской литературы, его изучают в университетах. Академик Александр Панченко — человек уровня Дмитрия Лихачева — посвятил ему изумительные статьи, одна из них называлась «Аввакум как новатор». Его изучали западные слависты, такие, как Пьер Паскаль. Есть приношения его имени и от массовой культуры — Досталь снял о нем сериал «Раскол», широко показанный по ТВ. Великолепно вписанный в культуру, он хоть как-то вписан в сегодняшнюю повестку — общественную, идейную? Не вспоминаем ли мы при имени Аввакум лишь два перста фанатичной боярыни Морозовой с картины Сурикова? И не испытываем ли тайной неловкости за упертость русской мысли в мертвый буквализм?
Леонид Севастьянов: «Древлее благочестие» протопопа Аввакума — это не два перста и не сугубая аллилуйя. Они — лишь символы того, что он проповедовал.
Для старообрядцев протопоп Аввакум, конечно, фигура не столько культурная, сколько идейная. Для нас он символ альтернативного видения устройства жизни тогдашней России — Московского царства. Неабсолютистская, докрепостническая, нерекрутская страна — избираемый царь, соборность, купец важнее военного. Так было в годуновской России, оставшейся для поколения Аввакума эталоном.
Но вообще-то Годунов как идеал справедливости и благоденствия — это смело. А «мальчики кровавые в глазах», и царство развалилось, и Смутное время в итоге.
Леонид Севастьянов: Староверы считают, что это специальная дискредитация времен Годунова, своего рода исторический антипиар.
Старообрядцы не сводят годуновское время к последним пяти кризисным годам его царствования, но смотрят на два десятилетия его присутствия рядом с властью.
Голод последних лет его правления у нас объясняется конфликтом с боярами, которые не слушались его распоряжений продавать зерно, боясь, что длившиеся несколько лет жестокие зимы продолжатся. Староверы обычно убеждены и в неучастии Годунова в убийстве младенца Димитрия, для них смерть последнего — случайность.
Для староверов время Годунова — «золотой век» в истории России. Причем в чем-то и буквально — золото лилось рекой, даже решетки на иных домах были золотыми. Купечество процветало, церковь, патриаршество установили. Расцвет гимнографии. Это не то, что романовская модель…
То есть нелюбовь к Романовым у старообрядцев на века?
Леонид Севастьянов: У меня лично ее нет. Но очень многие староверы — это известная вещь — до самой революции не молились за царей Романовых. И эта нелюбовь была не столько эмоциональной, сколько идейной — им казалось, что романовское устройство России неоптимально и несправедливо. Ну а Петра I — не хочется акцентировать, но из песни слова не выкинешь — староверы и вовсе считали Антихристом. И это была не просто фигура речи.
Боюсь, что с годуновскими идеалами мы так бы и остались в пределах Московского царства. А Петр I отвоевал России выходы к Балтийскому морю, потерянные в результате «счастливых» годуновских времен.
Леонид Севастьянов: Ну, конечно, это идеализация. Как после прихода к власти большевиков многие стали идеализировать «белое движение» и жизнь в царской России.
Посмотрите телеканал «Спас» — там очень заметна идеализация дореволюционной России. Точно так же староверы мифологизируют, идеализируют доромановскую страну.
Смена династий была сменой парадигм. Революционной, кстати. И староверы дали на нее реакцию: позиционировали модель Годунова как идеальную для России — соборность, выборность…
Во-первых, первого царя Романова тоже выбрали. А во-вторых, смешно противопоставлять абсолютизм XVIII века «демократиям» XVI. Абсолютизм — историческая фаза, которую нельзя было пройти в жанре «демократичного» московского царства, если не относиться к истории в стиле колумнистов Яндекс.дзена.
Леонид Севастьянов: Да, но староверы до сих пор верны в своем управлении модели выборности. Священников выбирают. У каждого члена общины — голос. Женщина имеет равный голос с епископом. Старообрядцы кодифицировали и пронесли через века некую идеальную модель устройства жизни. Как «белая Россия», Россия исхода пронесла через век свои идеалы и ценности: монархия, царь-батюшка…
Часто очевидно не годящиеся для современной жизни.
Леонид Севастьянов: Однако что-то важное, передающееся от отца к сыну, в себе содержащие. Не забывайте, что люди уходили «за это» в леса и на горы. За нечто радикально другое… А что дало тому же протопопу Аввакуму возможность мобилизовать все силы так, чтобы 20 лет отсидеть в яме и не сломаться?
Собственная личность максималиста и правдоруба, христианские ценности и буква веры.
Леонид Севастьянов: А я считаю, что время породило его. И он лишь самый пассионарный выразитель некоей альтернативной идеологии русской жизни. Россия «древлего благочестия» и реальная Россия — романовская и сменившая ее Советская — это как «белые» и «красные». Нет ведь согласия между ними до сих пор. Как нет полного примирения между сторонами Гражданской войны в Америке. Альтернативная Россия Аввакума — это, может быть, какой-то «третий путь».
К некоторому согласию с вами меня склоняют слова академика Пиотровского, отозвавшегося на первую, вызвавшую общий фурор выставку «История России, Романовы»: замечательно, но на альтернативные, несостоявшиеся пути лучше смотреть не как на глупость, а как на шанс чего-то другого.
Леонид Севастьянов: Доказательством того, что староверская модель жизни — это «что-то другое», может быть успех купцов-старообрядцев, которым принадлежало 70 процентов капитала.
Это не подтверждено серьезной статистикой.
Леонид Севастьянов: А имена? Рябушинские, Кузнецовы, Пуговкины, Солдатенковы, Алексеевы, Мамонтовы.
Да, имена яркие.
Леонид Севастьянов: Именно старообрядцы, становясь зажиточными, вписали идею капитализма в русские ценности. Думаю, что они становились, говоря современным языком, «успешными людьми», потому что их старообрядческие представления о жизни задавали им свободу, чувство собственной значимости, без особого ража к подчинению и заглядыванию в рот начальнику. Когда индивидуальный поиск авторитетнее приказа, это конкурентное преимущество.
Протопоп Аввакум стоял на позиции, что на Руси есть все достаточные основания — дух, культура, опыт, чтобы держаться своего.
Леонид Севастьянов: И не искать одобрения у греков и латинян.
Ну это, конечно, было чревато и опасной изолированностью страны. Тема самодостаточности русского опыта в старообрядческом изводе интересна, но не в моде. Писатель Александр Архангельский, например, считает, что о поклонниках русского современная интеллигенция чаще всего думает, как о дураках.
Леонид Севастьянов: Это демонизация русского, над этим постарались еще большевики, собственно, начав ее. В ответ я скажу, что без этого мы обречены быть обезьянами Запада.
Желание подражать другой культуре в ущерб своей не может принести большие результаты. Подражатель неконкурентоспособен.
Я связан с культурными проектами на Западе и знаю, как там нужна твоя аутентичность, добавочное знание, свежий, непохожий голос. А подражание и высмеивание русского превращает нас в производителей всего вторичного.
Последний царь из рода Романовых начал политику послабления по отношению к староверам, и они, выйдя на сцену, оказали огромное влияние на культуру — на весь Серебряный век. Богатые вчерашние старообрядцы меценатствовали всему — от оперы до живописи.
Леонид Севастьянов: …и литературы. Максим Горький жил на иждивении Саввы Морозова. Да что Максим Горький, Морозов спонсировал «Искру». Мамонтов поддерживал Врубеля. У покупавшего Матисса Щукина — старообрядческие корни. По-моему, это все случилось потому, что у купцов старой веры нажива не была главной мотивацией. Их дело было аскетическим.
Сразу вспоминаешь, что писал об аскезе первых капиталистов Макс Вебер в своей знаменитой работе «Протестантская этика и дух капитализма».
Леонид Севастьянов: Староверам трудно согласиться с тем, что капитализм — изобретение протестантов. Старообрядческая идеология являет нам капитализм как исконно русское явление. Константин Станиславский (Алексеев), например, из староверов. Можно пойти на улицу Солженицына и увидеть, что жилой дом Алексеевых стоит рядом с фабрикой как ее неотделимая часть. Не было вот этого: тут рабочие — быдло, а я живу на Рублевке.
Какие толчки энергии, влияющие на культуру или бизнес-развитие, идут от старообрядцев сейчас?
Леонид Севастьянов: Я стараюсь помогать интересным, развивающим Россию инициативам. Как меценат занимаюсь русской оперой, классической музыкой, балетом, кино, документальным кино, выставками. Это работа не дореволюционного масштаба (ресурсы ограничены), но я надеюсь, что и другие современные бизнесмены вспомнят о своих старообрядческих корнях и начнут вести себя более нравственно. То есть смотреть на деньги как на механизм благоустройства мира.
Конечно, наше влияние сегодня не очень заметно, но, по-моему, даже при одном проценте влияния надо сеять лучшее и надеяться на цветущие поля благородных культур в будущем.
Фото: Русская вера
См. также:
В столице Татарстана открылся музей истории старообрядчества | Фото
Кем был протопоп Аввакум и почему его сожгли заживо | Юбилей
