Во время военных действий важна идеология и объяснение шагов государством, но цели конфликта в Украине никому неизвестны: смыслы СВО сместились в область политической религии.
Статья Виктора Бирюкова, опубликованная 21 сентября 2022 на портале Военное обозрение, рассказывает о политической религии и идеологии во время военных действий, а также о том, что российская специальная военная операция (СВО) не имеет четко выраженных целей, отчего все люди трактуют данный конфликт по-разному.
Вопрос формирования смыслов и противоборство в идеологической сфере в период, когда государство ведет спецоперацию или участвует в вооруженном конфликте, является одним из важных элементов этой самой операции. Этот элемент важен в первую очередь тем, что именно идея и идеология обеспечивает сплоченность нации в сложный период. Война сплачивает население, и она становится Отечественной только в том случае, если ее смыслы поняты (и одобряемы) широкими слоями населения.
Однако, если говорить в этом контексте о специальной военной операции на Украине, то можно констатировать, что широкие слои населения по большей части не понимают этих смыслов или попросту верят, что их понимают, в реальности же имея о них весьма смутное представление. Т. е. люди могут верить, что понимают цели военной операции, однако если попросить ясно и четко их сформулировать, то они либо растеряются, либо каждый изложит их по-своему. Эту проблему и обсудим в данном материале.
Политические мифы и политические религии
Значение политических мифов в XX веке серьезно увеличилось. Собственно, иное название политического мифа – это идеология. Как пишет российский историк Олег Пленков в своей фундаментальной работе «Триумф мифа над разумом», в мифотворчестве нет ничего экстраординарного и ничего плохого. Мифы – это абсолютно нормальный способ сделать политические события понятными в сфере идеологических верований. Политические мифы являются неотъемлемой частью жизни в модернизированном обществе. Например, мы живем в мире победившего мифа о демократии.
Что касается сакрализации институтов власти и их носителей, то это давняя историческая традиция, которая прослеживается у многих народов. Однако в идеологических практиках модерна она приобретает вполне прагматический смысл. Акцент на веру в «прекрасное» прошлое (консерватизм), настоящее (либерализм) или будущее (марксизм) в интересах субъектов, которые ведут борьбу за политическую власть и социальную гегемонию, превращает идеологии в политические религии. Следует различать «мягкие» и «жёсткие» варианты политических религий, представленных гражданскими религиями либерального или демократического толка, вполне терпимыми к инакомыслию, а также тоталитарные идеологические концепции и практики XX века .
Итальянский историк Эмилио Джентиле дает такое определение политической религии:
«Политическая религия – это сакрализация политической системы, основанной на монополии власти, на идеологическом монизме, на обязательном и безусловном подчинении индивида и социума своему кодексу заповедей; следовательно, политическая религия нетолерантна, основана на навязывании своих принципов и фундаменталистична, она стремится к тому, чтобы пронизать собой все аспекты индивидуальной и коллективной жизни».
В основу относительно толерантных гражданских религий (политические религии первого типа) положен принцип сакрализации институтов, ценностей и коллективных политических сущностей, появившихся в эпоху модерна. С ними тесно связаны разнообразные ритуалы и практики, которые носят рекомендательный или напоминательный характер, оставляя индивидам возможности для тех или иных социальных действий в пространстве неотчуждаемой личной свободы.
Кандидат философских наук А. А. Трунов в своей статье «Идеологии и политические религии в обществе модерна» отмечает, что современные политические религии превратились в симулякры, которые используются для сакрализации или десакрализации лидеров, манипуляции с рейтингами и прочими формами имитации социальной мобилизации в ситуации тотальной нейтрализации политики, которая превращается в странную смесь шоу-бизнеса и спектакля, мобилизационных и креативных технологий, пиара, рекламистики и пропаганды, в то время как рутинное управление осуществляют те субъекты, которые занимаются обслуживанием интересов капитала и государства.
В целом же идеологии и политические религии относятся к числу родственных, но не тождественных друг другу феноменов эпохи модерна.
Формирование смыслов в период вооруженного конфликта
В период, когда государство ведет войну или принимает участие в вооруженном конфликте, вопрос формирования смыслов и идей выходит на первый план – если общество не понимает этих смыслов, то ожидать патриотического подъема и мобилизации общества не приходится. Иначе говоря, невозможно обеспечить сплоченность нации, если она не понимает смыслов и целей схватки.
Чем дольше длился военный конфликт, тем сильнее политические элиты нуждались в поддержке и сплочении всего общества, различных, порой конфликтующих социальных, религиозных и этнических групп, чтобы выдержать невиданные ранее испытания. На фронте и в тылу патриотизм являлся важнейшим ресурсом, необходимым для общественной мобилизации.
В период войны государство нуждается в разработанной и принятой национальной стратегии и национальной идее, которая бы отражала смысл бытия и отвечала на вопросы: зачем, какова цель и как мы видим будущее. Противоборство в сфере смыслов и идеологии, информационной войны, является неотъемлемой частью любого военного конфликта. Если общество перестает понимать государство, то это может привести к его дезинтеграции.
Вопрос о конечных целях СВО как политическая религия
Если говорить о целях специальной военной операции, то можно констатировать, что они предельно размыты, и никто не может дать четкий ответ на вопросы: зачем и какова конечная цель. Политиками делаются достаточно двусмысленные заявления, которые не имеют четкой интерпретации. Если мы говорим о демилитаризации и денацификации Украины, то возникает вопрос – что конкретно понимается под этими формулировками? На этот вопрос нет однозначного ответа.
Отсутствие четкой интерпретации целей военной операции приводит к тому, что каждый понимает их по-своему. Говоря о победе над Украиной, никто не может ответить на вопрос, что конкретно понимается под победой. Кто-то говорит о том, что нужно дойти до границ с Польшей, кто-то – о взятии под контроль Николаева и Харькова, кто-то – о создании демаркационной линии между российскими войсками и ВСУ по Днепру. Что касается идеологических смыслов, то их и вовсе нет, потому что национальная стратегия, которая бы отвечала на вопрос: куда мы движемся, что важно в условиях сложившегося кризиса, гибридной войны с США и Евросоюзом, операции на Украине, не сформирована.
На данный момент очевидно, что взять под контроль всю Украину российским военным не удастся, ибо для этого нет сил и средств. Сил и средств не хватает даже для того, чтобы отодвинуть ВСУ от Донецка на безопасное для жителей города расстояние. Однако, предположим, что Россия проводит частичную мобилизацию и берет Харьков и Николаев или доходит до Днепра. Возникает логичный вопрос – что дальше? Война продолжается, Запад продолжает поставки вооружений Украине, санкции против России остаются в силе, т. е. данная цель не может быть конечной.
Параллельно мы слышим заявления о том, что основной целью военной операции является освобождение и защита Донбасса и заключение мирного соглашения с Украиной на условиях России. В частности, 16 сентября 2022, президент России Владимир Путин на встрече с премьер-министром Индии Нарендрой Моди заявил, что Россия выступает за скорое прекращение конфликта и мирные переговоры.
«Мы сделаем все для того, чтобы это прекратилось как можно быстрее. К сожалению, только противная сторона, руководство Украины заявило об отказе от переговорного процесса, заявило о том, что хочет добиться своих целей военным путем, как они говорят, на поле боя».
Интерпретации, которые дают целям СВО эксперты и рядовые граждане, являются частным мнением, государство же не дает ответов на эти вопросы. Вопросы о целях военной операции переместились в область политической религии – обществу предложено верить в то, что военная операция идет согласно планам к неким целям. И одна часть общества на данный момент верит, что эти цели понятны, на самом деле имея о них смутные представления, либо формулируя их по-своему. Другая часть общества в принципе не понимает этих целей.
Если государство хочет, чтобы общество поддерживало его инициативы, то оно должно вести диалог с собственным народом, формулировать и разъяснять смыслы и идеи тех или иных решений. Иначе у общества возникает когнитивный диссонанс, когда оно сначала видит, как первый заместитель председателя Совета Федерации Андрей Турчак во время визита в город Купянск в Харьковской области в июле публично говорит о том, что Россия там навсегда, а затем – как российская армия отступает из города, и там поднимают украинские флаги.
Формирование идей, идеологии и смыслов крайне важно в период, когда государство находится в сложной международной ситуации и участвует в вооруженном конфликте, однако пока мы не видим готовности со стороны власти формировать смыслы, разговаривать с обществом и объяснять свои решения понятным народу языком.
Читайте также:
Управление мусульман Петербурга — за мобилизацию в РФ
