На вопросы о судьбе УПЦ, её диалоге с ПЦУ, роли Патриарха Кирилла и о том, почему нельзя просто взять и запретить УПЦ, ответил новый глава Госслужбы по этнополитике и свободе совести Украины Виктор Еленский.
Виктор Еленский – известный ученый-религиовед, публицист, народный депутат предыдущего созыва, один из немногих в Украине, кто действительно разбирается в религиозных вопросах и работает с ними профессионально. Не ангажированный интересами той или иной стороны, Еленский может глубоко проанализировать нынешний кризис в украинском православии.
Каким должен быть закон о запрещении УПЦ? Нормально ли законом запрещать церковь в секулярном государстве? Какое реальное влияние оказывает Москва на УПЦ, кто и как там принимает решение? Почему сама УПЦ никак не реагирует на предателей и коллаборантов в своих рядах? Реален ли церковный диалог между УПЦ и ПЦУ? Первая ненавидит вторую, а вторая официально отвечает словами веры, любви и искреннего приглашения, но неофициально многие задают себе вопрос: а зачем ПЦУ такое «пополнение»? Что на этот счет думает Константинополь?
Обо всем этом «Левый берег» разговаривал с Виктором Еленским накануне его назначения главой Госслужбы по этнополитике и свободе совести. В высоких кабинетах вопрос уже был решен, но сам Еленский окончательного согласия еще не давал.
«В Украине еще не запрещалось ни одной церкви. Даже Белое братство в свое время»
— Украинская Православная Церковь (бывшая МП) сейчас не в лучшем положении — в Верховную Раду внесено несколько законопроектов по фактическому ее запрету. Один, уже рекомендованный к принятию в первом чтении, принадлежит Николаю Княжицкому. Успели ли ознакомиться с ним и что об этом думаете?
— Ясно, что в Украине невозможно просто взять и запретить церковь. Причин много. Во-первых, сама Церковь не является юридическим лицом. Это атавизм советского времени, но в Украине он прижился. Юридическими лицами являются сейчас каждая община, монастырь, братство, центр епархиального управления, но не целая Церковь.
Во-вторых, вы знаете также, что в нашей стране был в свое время колоссальный запрос на объединение православных. Когда начинался Евромайдан, молились представители разных церквей, а народ скандировал: «Единение, единство». Все хотели видеть православных в Украине объединенными. Но сейчас этого запроса нет, а есть общественный запрос на то, что структуры Московского Патриархата не должны быть в стране. Я думаю, что ответом на этот запрос и является законопроект, первым автором которого является Николай Княжицкий. Но я вынужден присоединиться к критикам, которые считают, что государство не может предоставлять Церкви право для реализации государственных задач, если Церковь считается отделенной от государства.
Конечно, есть возможность делегировать какие-то функции, как, например, духовную опеку в тех заведениях, где у людей, которые там находятся, нет возможности на эту опеку – например, в больницах, тюрьмах, ну и, конечно, в армии. Но в этом случае предлагается, чтобы Православная Церковь Украины определяла, кто православный, а кто православным не является. Мне кажется, что это сомнительная затея, и вряд ли Православная Церковь Украины будет в восторге, если ей поручат такую функцию. Государство собственно не имеет права поручать ей такую функцию.
Третье — после того, как Русская Православная Церковь стала одним из министерств Российской Федерации, причем не самым влиятельным, и сделала очень многое, чтобы Патриарх Кирилл был среди сторонников антиукраинской риторики, я думаю, что структурам Московского Патриархата в Украине места не будет.
— Как урегулировать это противоречие: с одной стороны, законом действительно нельзя запретить (согласно Конституции, Украина является светским государством, где власть в дела церкви не вмешивается. Изменять Основной закон во время военного положения невозможно), а с другой, есть запрос на то, чтобы структур московской Церкви в Украине не было?
— Это урегулирование во многом зависит от Украинской Православной Церкви, которая в мае объявила, что вычищает из своего устава все упоминания о Московском Патриархате. Но мы видели, что фактически связь с Русской Церковью не прервана. Я думаю, что клирики Украинской Православной Церкви, которые убрали из устава упоминания о МП, но остаются частью Русской Церкви и ссылаются на покойного Алексия II, это понимают.
Но она не может или не хочет прервать эту связь, потому что опасается, что окажется в состоянии, в котором находился Киевский Патриархат с 1992 по 2018 год, то есть в состоянии неопределенности.
— Неканоничности, я бы сказала. КП не был и так никогда и не стал каноническим.
— Но ситуация, в которой может оказаться УПЦ МП, кардинально отличается от существовавшей с Киевским Патриархатом, хотя бы потому, что она может пойти на диалог с Православной Церковью Украины – с Церковью, имеющей 15 место в диптихах, то есть в табели о рангах, если так можно сказать, православного мира, и говорить о возможных моделях обретения ею канонического статуса. Таких моделей действительно существует немало.
— О том, почему я спрашивала о подробностях законопроекта. Там речь идет о строгих ограничениях для религиозных организаций, имеющих центр управления на территории государства-агрессора. Но в 2018 году подобный закон уже был принят. Собственно, заседание Собора, о котором вы упоминали, 27 мая 2022 было направлено, в том числе, на выход из-под его действия.
— Есть закон, обязывающий религиозные организации, имеющие центр в стране-агрессоре, называться в соответствии с названием своего центра. Но он не запрещает их. То есть они должны переименоваться в течение определенного времени, однако закон не выполнялся и пока не выполняется. В определенной части он был заблокирован пресловутым Окружным административным судом города Киева, в другой части он абсолютно действителен, но его не хотят выполнять — руководители государственного органа по делам религии прямо сказали, что не будут выполнять этот закон, хотя, повторяю, он действует. То, что он на рассмотрении в Конституционном Суде не отменяет необходимости его выполнять.
Тем более, недавно принято решение Европейского суда по правам человека, где в принципе говорится, что государство может прибегнуть к регулированию того, как называть церкви и религиозные организации, чтобы не вводить в заблуждение людей, которые присоединились или будут присоединяться к этой религиозной организации. То есть, это разные законы.
Но если хотите, мы могли бы смоделировать ситуацию с, так сказать, запретом Церкви.
Во-первых, я напомню, что в Украине еще не запрещалось ни одной Церкви. Мы очень гордимся уровнем религиозной свободы в стране. Этот уровень несоразмерен не только с соседями с севера и востока, но порой с некоторыми западноевропейскими странами, где существует иерархия Церквей, где законом не определено равенство этих Церквей перед законом. То есть украинская модель по существу ближе к Соединенным Штатам, чем к европейской модели. И даже Белое братство не было в свое время запрещено. И каждый раз, если аннулировать, приостанавливать или останавливать деятельность той или иной религиозной организации, это следует делать в соответствии с решением суда.
И опять же мы смоделируем ситуацию: если запрещается центр или какое-либо религиозное управление, то общины, входящие в это управление, в принципе могут оставаться и действовать по своему усмотрению. Например, я знаю, что сейчас есть немало таких православных общин, которые хотели бы, возможно, вопреки каноническому праву, но в соответствии с законом, регистрироваться как автономные религиозные общины. То есть, они считают себя православными, но не подчиняются ни одному религиозному центру или управлению.
— Давайте смоделируем еще одну ситуацию. Закон будет принят, а УПЦ МП скажет: извините, у нас нет связи с РПЦ, подтвердили это правками в Устав 27 мая. Да, мы их не опубликовали, не разослали Мирные грамоты – что и должен делать митрополит Онуфрий – представителям мирового православия. Таков их ответ. Как быть в такой ситуации?
— В такой ситуации государственный орган по делам религии обязан, и об этом говорится в законе «О свободе совести», провести религиоведческую экспертизу – не юридическую, а церковно-экономическую беспристрастную экспертизу, которая должна ответить на вопрос, есть ли церковно-экономическая связь с тем или иным центром. Я думаю, что в Украине достаточно специалистов, в том числе по экономическому праву, которые смогут провести эту экспертизу, установить, существует ли такая связь или ее нет.
«Патриарх Варфоломей довольно давно указывал на то, что в практиках русского православия есть признаки шовинизма, милитаризма и империализма»
— Государство уже дважды вводило санкции в отношении отдельных деятелей УПЦ МП. Насколько они, на ваш взгляд, действенны, ведь главный инструмент — блокирование активов и ограничение торговых операций. По правде, епископы, а тем более монахи, в принципе, не могут иметь собственных активов. Но у них, конечно, есть. Действительно ли им эти санкции помешают?
На самом деле монахи, архиереи в Православной Церкви… Все они берут на себя соответствующий обет и не должны владеть имуществом, тем более активами. Но мы знаем, что…
— Не все.
— Ну, будем исходить из презумпции их соответствия тому обету, который они брали. Они могут иметь большое количество записанного на них имущества, но, по их утверждениям, это имущество работает на Церковь. И, конечно, санкции во многом касаются этих активов. Но еще в большей степени это указание от государства тому или иному лицу или группе лиц о том, что оно не считает эту группу или это лицо лояльным. Конечно, в наибольшей степени санкции могут работать против сотрудников Отдела внешних церковных отношений Московского Патриархата, очень активно путешествующих по миру и очень активно распространяющих то, что на днях Патриарх Вселенский Варфоломей прямо назвал ересью, повреждением истинной православной веры.
— Да. Патриарх Варфоломей довольно давно указывал на то, что в социальных концепциях, выступлениях, практиках русского православия есть признаки и шовинизма, и милитаризма, и империализма. Об этом он говорил даже до войны, но сейчас эта такая уродливая смесь просто выплеснулась – особенно на нашу страну. Поэтому он в Абу-Даби об этом говорил очень прямо, опираясь, в принципе, на Евангелие, на святых отцов. И говорил очень конкретно.
«Кирилл уже заработал загробное возмездие за все свои действия»
— По вашему мнению, не изменилось ли мировоззрение духовенства и иерархов УПЦ (бывшего МП) после 24 февраля? С одной стороны, мы видели довольно резкие слова митрополита Онуфрия по отношению к России и даже таких персонажей, как Иона Черепанов, но при этом порывать с РПЦ они не торопятся. Это только страх стать неканоническим «вторым Киевским Патриархатом» или еще что-то?
— Когда 24 февраля митрополит Онуфрий осуждал российское вторжение, это было такое шоковое заявление. Он говорил о грехе Каина, который убил своего брата. То есть для него это было совершенно неожиданно, как и для Авеля, убитого собственным братом. Очевидно, он считал россиян братьями, по-видимому, имел какие-то сигналы о том, что никакого вторжения не будет. Об этом говорили многие спикеры этой Церкви. Конечно, он не мог не реагировать на то, что прекращают поминать имя Патриарха Кирилла в одной епархии за другой. Сначала в Сумской, затем и во многих других епархиях.
Митрополит Онуфрий – Путину: эта война братоубийство, грех Каина
Все это было в первые дни войны. Но мне кажется, что священноначалие – я говорю сейчас о священноначалии этой Церкви – постепенно оправилось, и в их риторике снова главным врагом стали Православная Церковь Украины и Патриарх Варфоломей. Если вы возьмете пасхальные послания епископов этой церкви и сравните их с теми посланиями, с которыми выступили епископы Православной Церкви Украины, это совершенно разные нарративы. В некоторых посланиях епископов Московского Патриархата вообще не говорится о ситуации, в которой оказались ее прихожане, в других посланиях присутствует гремучая смесь из каких-то конспирологических представлений. В крайнем случае очень-очень размытые слова о том, что происходит в Украине, чтобы не раздражать московский центр. И возможно, думаю, что так ситуация и зацементировалась бы, но были факторы, которые не позволили священноначалию делать вид, что ничего не происходит.
Во-первых, это каннибальская, я бы сказал, позиция Патриарха Кирилла, который в 2014 году перестал, как сказал один проницательный священник, «быть нашим отцом, остался только нашим хозяином». В 2022 году он перестал быть и «отцом», и «хозяином». Если ради интереса взглянуть на то, что говорит Патриарх во время войны или кому, например, сочувствует, он сочувствует всем: жертвам взрыва в каком-то доме в России, кому-то, кого задавили в торговом центре и т.д. Нет только никакого сострадания украинцам. Ни капли. В течение этих уже десяти месяцев он не выразил сочувствия. Он говорит о каких-нибудь гей-парадах, о том, что Украина виновата в том, что она позволяет у себя их проводить. Словом, чепуха.
Но я помню и другого Кирилла. Я видел архиепископа Смоленского Кирилла, говорившего о том, что греко-католики имеют право на достойное выражение своих религиозных чувств, в конце 1980-х. Я видел, как они с Патриархом Алексием обращались к нью-йоркским раввинам, как извинялись перед немцами за то, что советская армия им принесла не только освобождение от нацизма, но и другой вид тоталитаризма. То есть это был совсем другой человек.
А сейчас он уже не тот… Конечно, последнее и единственное возможное суждение по этому поводу принадлежит Богу, но мне кажется, что он уже заработал себе загробное возмездие за все эти действия. Очевидно, он мог бы поступить по-другому. Я уверен, что он знает, что творит. Ну, отправили бы его в какой-нибудь Кунгур там или Соликамск в монастырь – и он тогда спас бы и свою репутацию, и жизнь вечную. Но Кирилл решил идти по другому пути.
Он обменял, прямо скажем, небольшой социальный капитал, который у него был (потому что доверие к Московской Патриархии в самой России не очень велико), на поддержку власти. По сути дела он ни один серьезный конфликт, который есть в Церкви, не может сам разрешить. В своей Церкви, в самой России, он не может разрешить конфликт. Конфликт с мятежным монастырем – давай Росгвардию. Конфликт с горожанами, которые не хотят строить храм в Екатеринбурге, – давай полицию. Мне кажется, он больше не интересен русской верхушке, поэтому так тянется изо всех сил, чтобы доказать свою полезность.
И эта позиция не могла не возмутить общество украинское и особенно саму Украинскую Православную Церковь Московского Патриархата.
Это был первый фактор, который не позволил священноначалию УПЦ МП действовать так, будто ничего не произошло.
Второй фактор — это, конечно, церкви, где священники заговорили вслух, что так, как мы жили, дальше жить не можем.
И третий — реакция украинского общества и реакция украинской власти, которая начала в некоторых областях запрещать деятельность Московского Патриархата.
Это все заставило священноначалие УПЦ МП идти на какие-то шаги. И тогда — сначала речь шла о Собрании, которое, в итоге, оказалось Поместным Собором – на Поместном Соборе из устава вычистили все упоминания о Московском Патриархате.
«Сталин решил перенести центр православия в Москву – ничего не вышло. А Путин начал обзывать Варфоломея «главой стамбульского прихода»
— Со сменой статуса УПЦ МП повисла «in the middle of nowhere». С одной стороны, она говорит, что нет связи с РПЦ, а с другой — мы помним, что общение с Вселенским Патриархатом она в свое время тоже разорвала по указанию РПЦ. Последнее на этом же майском Соборе было доказано. Какой, с канонической, с церковной точки зрения, может быть механизм решения проблемы с нынешним статусом УПЦ МП?
— Сначала мы должны обсудить, что это за статус. Это, как говорят канонисты, «церковь или религиозная структура с неурегулированным статусом». Но на практике это означает, что Украинская Православная Церковь (ранее — Московского Патриархата) говорит, что не в подчинении Московского Патриархата, но входит в семью православных народов, Полноту Православия, говоря более точным церковным языком, через Русскую Церковь. И они ссылаются на грамоту Патриарха Алексия II. Не с канонической точки зрения, а с общественно-политической они подмигивают, так сказать, Москве, говорят: «Ну вы же понимаете, в каком мы положении — вокруг возмущения, вот мы сделали то, что мы смогли сделать». И, как очевидно, Москва это восприняла, сказала, мол, понимаем, что хунта на вас давит. Скандала не будет, правда, мы заберем у вас крымские епархии, вы не будете против? Ибо ваш канонический статус держится на ниточке или на веревочке, очень тонкой, которую мы держим в своих руках. Захотим – обрежем. Потому давайте еще и Ровеньковскую епархию. А дальше, значит, посмотрим, как будет развиваться ситуация.
Но ситуация может развиваться по-разному. Мне только непонятно, как объясняют своим прихожанам и священники, и епископы, что пришедшие русские оккупанты режут, грабят и насилуют, но в воскресенье вы с ними можете причащаться. А вот с теми, кто вас освободит и кто принадлежит к ПЦУ, вы причащаться не можете, потому что таким было наше решение, мы разорвали с ними и с Константинополем евхаристическое общение. Кстати, этого не сделал никто, кроме УПЦ МП. Никто, только РПЦ и часть Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Даже такие преданные союзники Московской Патриархии, как сербы, не разорвали общение с Константинополем, потому что знают, что это значит.
Если отвлечься, ни один российский правитель, кроме Путина и Сталина, никогда не ставил под сомнение значение Константинополя. Петр I у него коленопреклоненно просил разрешить Синод и воздержание от поста во время прусского похода, и все цари признавали авторитет Константинополя, потому что у них было немного другое каноническое сознание. Только Сталин решил перенести центр православия в Москву, но ничего не вышло. И Путин начал обзывать Варфоломея «главой стамбульского прихода», просить Эрдогана о том, чтобы тот помог ему перенести центр православия в Москву. Больше никто к такому не прибегал.
И как своим прихожанам объясняют это священники, епископы УПЦ МП, мне не очень понятно. Я спрашивал некоторых из них, они просто хотят обойти этот вопрос, потому что ответа на него нет.
— Эту ситуацию можно как-то урегулировать? К примеру, УПЦ МП извинится перед Константинополем и самостоятельно будет пытаться наладить общение?
— Как говорил Бердяев, православие меньше всего основывается на юридизме. Если, например, есть кодекс канонов католических церквей, кодекс канонов восточных католических церквей, где все ясно. В православии такого юридизма нет, но есть понятие икономии, то есть такого, знаете, снисходительного отношения к букве канонического права, когда это идет на пользу, во благо Церкви.
Зайдем с другой позиции. Каноны — это, если говорить на светском языке, инструкции, даже не законы. Есть Конституция – Евангелие, есть догматы – скажем так, основные законы, а каноны могут меняться. И этим очень сильно пользуются в православии. К примеру, Московская Патриархия очень избирательно подходит к канонам. Она вообще ко всему очень избирательно подходит. Когда нужно было, она критиковала этнофилетизм, когда не нужно было, говорила, что этнофилетизм имеет значение, никем не осужденный, кроме Константинополя. То есть они очень гибкие. И для блага Церкви, конечно, нужно было бы начать с диалога со своими братьями и сестрами из Украины.
— Об этом православном диалоге сейчас много говорят. Возможен ли он между УПЦ (бывшей МП) и ПЦУ на этом этапе, на ваш взгляд? И если да, как бы это должно было происходить?
— Я вижу возможность, желание и стремление к такому диалогу среди простых священников, особенно среди тех, кому нечего делить — паству, воздействие и тому подобное. Такой диалог не только возможен, но идут пути изобретения механизмов такого диалога.
На высшем уровне это труднее, но мы же понимаем, что там нет никаких предостережений не только догматического или, тем более, евангельского измерения, но даже канонического. Иногда распространяются такие идеологемы, которые апостол Павел называл, извините за неполиткорректность, «бабскими сказками». Для священника, читавшего Священное Писание и учившегося в семинарии, просто некрасиво распространять такие вещи.
Есть много-много разных моделей, когда диалог и все более глубокое общение может состояться без того, чтобы эти люди, эти священнослужители теряли что-то из своего имущества или своего влияния. Для этого нужна только воля, сознание, выходящее за пределы пузыря, в котором многие из них живут. Потому что когда мы зайдем в этот пузырь, кажется, что все невозможно.
Напомню вам, что Владимир Соловьев (русский философ, богослов конца XIX в.) начал изучать различия между православием и католичеством. Когда он приступил к изучению, считал, что особых отличий нет. Когда же углубился, понял, что есть колоссальные отличия, которые не могут быть преодолены никоим образом. И только когда он 7 лет изучал, как произошел раскол, как произошла великая схизма, каковы отличия, как они кристаллизовались, тогда он снова понял, что эти отличия созданы людьми. И что, как говорил один религиозный деятель — между прочим, киевский митрополит — заборы между христианами не доходят до неба, то есть сделаны человеческими руками. Поэтому, конечно, я думаю, что все возможно, имея евангельское сознание и волю к таким изменениям.
— Если объединение, сугубо гипотетически, все же произойдет, что делать с откровенно пророссийскими священниками и иерархами УПЦ МП? Или с лицами с сомнительной репутацией? Вероятно, что какое-то количество людей тесно связано с российскими спецслужбами, это традиционная история этой Церкви. Как их обнаруживать?
— Я думаю, что как раз эти действия, которыми сейчас занимается СБУ и МВД, и направлены на то, чтобы изолировать, выявить таких персонажей. Это первое. Второе: я вынужден разочаровать, потому что Церковь – это не секта. Я говорю о секте в социологическом измерении, в социологическом понимании, не в инвективном, не в ругательном.
В Церковь принимают всех: и коммунистов, и беспартийных, и националистов, и туда идут все. У крестильной чаши они встают вместе, люди, которые являются абсолютными политическими противниками. В Церкви всегда будут люди очень глубокой освященной жизни и люди не очень достойные. Но Церковь для того, собственно, на земле и существует, кроме того, что она ведет человека к спасению, она еще и преображает его.
— Я имею в виду не простых прихожан, а руководителей Церкви, ее иерархов. Что делать с откровенно пророссийскими или шпионами?
— Про шпионов я уже сказал. Но смотрите, мы не знаем, каким будет это объединение. Мы только знаем, что существует Украина, в ней есть поместная Церковь. Это логика. Поместная Церковь — Церковь по месту, она называется украинской не потому, что она создана и служит этническим украинцам, она служит этому месту, в этой стране, очерчены границы этой страны, и в нее входят все православные. Мы не знаем, каким будет это объединение, как оно произойдет, при каких условиях. Мы только знаем, что от христианина требуется сделать первый шаг.
То, что сейчас говорят в Московском Патриархате о том, что ПЦУ — это страшный враг, это очень нехристианская позиция. Если этот диалог начнется, если протянут руку друг другу, то, конечно, найдут решение, это во-вторых.
В-третьих, если есть совсем одиозные персонажи, то у Церкви тоже есть механизмы. Их отправляют на покой, накладывают на них определенные прещения (дисциплинарные наказания), отправляют в монастырь, еще куда-нибудь. Это все зависит от самой Церкви, но подчеркиваю и повторяю, что мы еще не знаем, каким будет это объединение. Мы только знаем, что в Украине должна быть, так сказать, по церковной логике, единственная поместная Православная Церковь.
— А в ПЦУ, по вашему мнению, к такому диалогу готовы? Там тоже есть разные настроения.
— Насколько я понимаю, священноначалие этой Церкви говорит, что оно готово к диалогу без предварительных условий. То есть они готовы сегодня вечером сказать, что епископ, условно, Иоанн благословляется для того, чтобы вести диалог с УПЦ Московского Патриархата. В УПЦ МП не только нет такой готовности, но есть отвращение к такому диалогу.
Они прямо говорят, что мы не будем входить в этот диалог. Они говорят даже, что именно ПЦУ стала одним из триггеров, почему началась война. Они правы, в принципе. Они правы, потому что желание иметь свою Церковь, свой язык, свою государственность, свое знамя, свое достоинство и т.п. – это действительно причина, по которой началась война. Но осуждать — это уже определенная позиция. То есть они говорят о том, что не нужно нам своей Церкви, своего языка, своего государства, всех этих других вещей, составляющих костяк украинской идентичности, не нужно. И именно поэтому началась война, и именно этого надо было избежать.
Конечно, в ПЦУ есть люди, которые не очень понимают, как они будут в одной Церкви с такими людьми, которые отрицают украинскую идентичность. Это для них будет тяжело, поэтому этот диалог не будет простым ни в коем случае.
— А какова должна быть роль Вселенского Патриархата? Может ли он выступить модератором или инициатором диалога, или ждать, пока к нему обратятся?
— Вселенский Патриарх свою позицию обнародовал. Он сказал, что пригласил всех епископов собственноручно подписанным письмом к диалогу и объединительному Собору в декабре 2018 года. Как мы знаем, подавляющее большинство архиереев Московского Патриархата в Украине пренебрегло этим письмом. Теперь его позиция такова, что в Украине существует поместная Православная Церковь, то есть признает одного Митрополита Киевского. Этим Митрополитом Киевским является митрополит Епифаний.
Вселенский Патриарх не говорит, что не признает митрополита Онуфрия как архиерея православного. Но он не признает его титул Киевского Митрополита.
Однако, конечно, Патриарх Константинопольский имеет особую миссию в православном мире. Он не имеет такой власти, как Римский архиерей, но он несет ответственность за весь православный мир. И, конечно, когда возникали проблемы, например, в той же Болгарской Церкви или в Иерусалимской Церкви, или в каких-то других Церквах, или когда нужно было восстановить Албанскую, совершенно уничтоженную Энвером Ходжей (албанский диктатор), он оказывал свою помощь. И я думаю, что если бы было к нему обращение, он бы оказал и в этом случае помощь.
Но сейчас существует ситуация, которую должны решить сами украинцы. Мы здесь заходим в более глобальный контекст. По сути, происходящее касается вообще понимания православия и понимания христианства. Если сказать: где центр в православии? Мы говорим, что Собор – центр православия. Кто созывает этот Собор? Почему, например, власть епископа Софии или епископа Тбилиси выше соборного разума Православной Церкви и почему они не приехали на Собор на Крите, где должна решаться судьба всего православия?
— С Критом там немного другая история, и это был 2016 год, но не будем отвлекаться.
«И деньги, и давление, и компромат, и все возможное Москва использует. У них есть значительное влияние по религиозной линии»
— Владимир Зеленский заявил, что консультируется с вами по церковным вопросам. Насколько хорошо, по вашему мнению, президент понимает суть проблемы, которая сегодня находится перед государством?
— Прежде всего, я не могу сказать, что это регулярные консультации. Но я общался с президентом, и, конечно, он понимает ситуацию лучше, чем я себе представлял.
— Каким образом? Какие он использовал источники информации?
— Я не знаю, какие именно источники информации он использует, но он достаточно глубоко ознакомлен с тем, что происходит в религиозной сфере. Он понимает, какую роль играет Москва в религиозной ситуации.
Как мне кажется, он понимает, что когда иностранное государство масштабно и грубо вмешивается во внутренние церковные дела в другой стране, этому необходимо противодействовать.
— Хотела бы коротко обсудить так называемую внутреннюю кухню УПЦ МП. Собственно, кто там сейчас, по вашему пониманию, принимает стратегические решения? Это Онуфрий? Онуфрий плюс Паканич? Или какая группа? Или решения принимаются в Москве, а в Киев их просто направляют?
— Я не могу это знать точно. Я знаю, что священноначалие УПЦ МП пытается дистанцироваться от московского центра после 24 февраля. Я знаю также, что там разные центры влияния, и знаю — это очень важно — что проблема существует не в том, что они получают задачу, а в том… Помните, как Шолохов говорил: «Нас обвиняют в том, что мы , советские писатели, пишем по указанию партии. Это неправда, мы пишем по указанию нашего сердца, а наши сердца принадлежат партии». Я думаю, что здесь примерно такая же ситуация. И в некоторых случаях иерархи УПЦ МП искренни в своих действиях.
— Сколько групп и какие группы влияния вы могли бы выделить внутри УПЦ МП?
— На самом деле в каждой Православной Церкви есть локальные группы, есть группы, которые принадлежат к определенной, условно скажем, школе. То есть, многие архиереи вышли из определенного монастыря. Есть последователи какого-нибудь определенного старца…
— Никодима Ротова, например. Он не был старцем, но влияние его колоссально.
— Никодим Ротов был масштабной фигурой, и во многом то, что происходит сейчас в России, он предсказал. Он говорил, и это даже напечатано где-то в воспоминаниях: «Братья, я очевидно не доживу, а вы точно доживете, когда заседания Политбюро ЦК КПСС будут начинаться с пения «Царю Небесный». То есть, он прогнозировал, что эволюция перерождения коммунистического режима в России произойдет именно таким чекистско-православным способом. Конечно, он был мощной фигурой, но его уже почти 45 лет нет в живых.
— Кроме этого мировоззренческого влияния есть ли какие-то другие факторы действия Москвы на украинских иерархов? Деньги, компромат, может быть, что-то другое?
— Я думаю, что в Москве не сторонятся ни одного. И деньги, и давление, и компромат, и все возможное Москва использует. Потому что у них есть значительное влияние по религиозной линии, и эта тема описана даже в монографиях о спецслужбах советских, затем российских. Они делают это с особым вкусом, я бы сказал — с особым цинизмом.
Высказанные суждения и оценки отражают мнения их авторов. Информация приведена с учетом ее общественной значимости.
Читайте также:
В РПЦ настаивают на каноническом единстве с УПЦ
