«Церковь вне политики»: Кипшидзе о СВО, связи с УПЦ и абортах

Представитель РПЦ Кипшидзе подробно рассказал о текущей позиции РПЦ относительно СВО, мобилизации священников, связи с УПЦ и абортах и объяснил, почему «Церковь вне политики».

Заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского патриархата Вахтанг Кипшидзе рассказал RTVI в программе «Хроники нового мира» о том, может ли РПЦ быть нейтральной и вне политики, а также об отношении к боевым действиям на Украине, мобилизации священников и контактах с Украинской Православной Церковью (УПЦ).

О священниках, выступивших против боевых действий

В начале марта священнослужители Русской Православной Церкви опубликовали открытое письмо с призывом к примирению и немедленному прекращению боевых действий на Украине. В нем они заявили, что «скорбят о том испытании», которому «незаслуженно» подверглась Украина, и считают, что украинский народ «должен делать свой выбор самостоятельно, не под прицелом автоматов, без давления с Запада или Востока». Подписи под письмом поставили около 300 человек.

«Вы знаете, тут нужно, на мой взгляд, очень так четко и с разумением подходить к понятиям. Церковь никогда не считала войну чем-то хорошим. Любая война — это можно прочитать в основах социальной концепции Русской Православной Церкви — связана с грехом. Во время войны совершаются убийства, человечество претерпевает страдания, и поэтому к войне невозможно относиться с одобрением. Но это одна сторона медали.

Вторая сторона медали заключается в том, что Церковь, не только Русская Православная Церковь, но и думаю, что другие христианские Церкви, они всегда благословляли воинское служение, рассматривая воинское служение как служение защите Отечества и служение ближним, ради которых человек идет на фронт, защищает их и принимает смерть. Эта часть церковного учения не предполагает того, что мы всегда называли «непротивление злу насилием». Что такое право человека на самозащиту, да?

Конечно, иногда человек смиряется с тем насилием, которое в отношении него реализуется, мы помним подвиг Серафима Саровского, на которого напали разбойники, и он не оказал никакого сопротивления, отдав себя на волю Божью. Но поведение великого подвижника нашей Церкви является для нас личным примером и исключает такое важное измерение, как защиту тех, кто требует защиты. Одно дело отдать себя на растерзание условному врагу, а другое дело — отдать тех, кого ты любишь, на растерзание врагу. В том, чтобы не защищать тех, кого ты любишь, от врага, никакой праведности нет, в этом есть грех — грех трусости, слабости и предательства.

Действительно, около 300 священников подписали антивоенное обращение, где обвинили как руководство нашей страны, так и в более завуалированной форме святейшего Патриарха в том, что все, кроме них, заняли неправильную позицию по вооруженному конфликту [на Украине].

Это обращение вызвало очень большой оптимизм на Западе. Эти священники, точнее их обращение, их позиция стала предметом рассмотрения в Европейском парламенте, где их противопоставили всей остальной Церкви, где только одних священников, да и всех верующих тоже на несколько порядков больше. Среди всей Русской Православной Церкви нашлось 300 человек, которые заняли эту правильную позицию, которая так симпатична Европейскому парламенту.

Ту же отсылку я слышал, посещая ассамблею Всемирного совета церквей в Германии, в Карлсруэ, где федеральный президент [Франк-Вальтер] Штайнмайер сказал, что святейший Патриарх, Русская церковь (я сейчас примитивизирую) плохие, негодяи, но среди них есть 300 священников, которые заняли совершенно верную позицию. Эта позиция удивительным образом стала использоваться теми политическими силами, которые, как мы все убедились за последние месяцы, никакого добра нашей стране, нашему народу не желают. Я думаю, в этом заключается ответ на вопрос, что западным странам хочется, чтобы Русская Православная Церковь стала оппозиционной силой в российском обществе, и это воззвание священников они рассматривают именно в этом контексте. Но Церковь не станет частью политической оппозиции, потому что Церковь находится вне политики, она находится на стороне народа, она находится на стороне тех, кому должна давать свое пасторское окормление, а среди этих людей военнослужащие занимают не последнее место».

Об альтернативном мнении на происходящие события среди прихожан

«Выступления против боевых действий сейчас заключается в том, так, собственно, сложилось, чтобы проявлять нелояльность политическому руководству страны. И многие оппозиционеры именно этим и занимаются и желают, чтобы к ним присоединилась еще и Церковь, если не вся, то по крайней мере в значительной своей части. Церковь к политической оппозиции не присоединится. В каком-то идеальном мире антивоенная позиция может и быть не политизированной, но мы живем в реальном мире, и сейчас у она, на мой взгляд, монополизирована антироссийскими политическими силами и используется не для установления мира, а для провоцирования внутренних разделений в российском обществе.

Я считаю, что то альтернативное мнение, которое есть в среде Русской Православной Церкви, должно остаться вне пределов церковной ограды, потому что это стало формой политической деятельности, а внутри Церкви политической деятельности, на мой взгляд, не место.

Мы же всегда как Церковь были открыты для выполнения духовного служения и для партии власти, и для политической оппозиции. У нас на входе в церковь не написано, что «Вход только для представителей правящей партии». Оппозиционер ты или государственный чиновник, кто угодно, для тебя открыты двери Церкви для того, чтобы ты мог реализовать свою потребность в исповедовании религии, получении духовной помощи, окормления. Но как только человек приходит в Церковь, чтобы там заниматься политикой, в том числе и политизированной антивоенной деятельностью, я считаю, что это должно не получать никакого пространства для развития внутри Церкви.

У Церкви есть своя собственная неполитизированная форма борьбы за мир, но по крайней мере миротворческого служения. И эта форма заключается не в митингах, воззваниях, шествиях, ни в чем угодно, что характерно для политики. Это заключается в том, чем всегда занимается Церковь, — в молитве. Как вы знаете, начиная с 2014 года, особенно с 24 февраля 2022, Церковь молится за мир. Это и является смыслом и содержанием того, что делает Церковь в контексте современного конфликта.

Наверное, неверующему человеку или ожидающему каких-то радикальных решений, разделений, противопоставлений это кажется странным: ну молятся они за мир, а что происходит? Но я хочу сказать, что для верующего это не так. Для нас и для всех, кто относит себя к религиозной традиции вообще, молитва за мир значит очень многое, потому что молитва преображает окружающую нас действительность, и мы верим, что, если молиться за мир, действительно он станет ближе, что в нем будет меньше ненависти и меньше страданий».

О позиции Церкви в отношении тех, кто поддерживает военные действия на Украине

«Смотря что вы называете провоенной позицией. Я думаю, что Церковь в любом случае не должна заниматься дегуманизацией противника, чем занимается пропаганда, в том числе в западных странах, которая пытается уничтожить вообще всякое представление о русской культуре, в частности, о русской литературе, истории, о памятниках и всем остальном. Это сознательная дегуманизация противоположной стороны, в данном случае нас.

Церковь никогда не занималась дегуманизацией ни одной из сторон конфликта, в том числе ни украинской стороны, ни даже западных стран. Святейший Патриарх, выступая в начале этого года в Совете Федерации, сказал, что для нас сокровища европейской культуры остаются сокровищами несмотря на то, что сейчас Россия находится в состоянии противостояния с Западом.

Но вместе с тем мы осуждаем попытки уничтожения русской культуры, и в том числе попытки давления и на Церковь, которая является, вне всякого сомнения, одним из оплотов русской культуры, в том числе в том, как она понимается в западных странах. Здесь, на мой взгляд, и концентрируется позиция Церкви, которая носит миротворческий характер. Чем больше мы видим в нашем оппоненте человеческого, тем ближе будет разрешение любого конфликта, потому что любой конфликт усугубляется тогда, когда пропаганде удается доказать, что ваш противник не человек. Это самое ужасное, что может сделать безбожная пропаганда, чтобы усугубить ненависть и разделение.

Святейший Патриарх, говоря опять же о миротворчестве внутрицерковном, сказал, что украинцы не являются врагами русских, это было сказано в публичной проповеди, и он сказал, что этот конфликт носит характер междоусобицы, настоящими бенефициарами, выгодоприобретателями которого являются третьи силы, одинаково враждебные и к русскому, и к украинскому народу. И напомню, что эти два народа находятся в лоне нашей Церкви, они принадлежат к единому каноническому пространству, за которое ответственна наша Церковь. Поэтому мы переживаем это противостояние именно таким образом».

О нейтральности в РПЦ к происходящим на Украине событиям

«Нейтральность — это понятие очень относительное. Но я боюсь, что их [Запада] понимание нейтральности заключается в том, чтобы не было никаких сил, в том числе и нравственных, которые противопоставляли бы себя их публично артикулированной идее о нанесении военного поражения России.

Я могу сказать абсолютно точно, что это вполне соответствует той позиции, которую занял святейший Патриарх. Наша Церковь не солидарна и никогда не будет солидарна с желанием западных сил, западного, так сказать, политического истеблишмента нанести поражение России. Мы с этим не согласны. Мы именно поэтому рассматриваем то, что вы называете альтернативным мнением, требованием нейтральности, именно в русле этой политики, которая предполагает достижение цели нанесения поражения России.

Церковь вне политики, но Церковь никогда не солидаризировалась и не будет с теми силами, которые хотят уничтожить наше Отечество».

О причинах конфликта на Украине

«Любое противостояние имеет ценностное измерение или аксиологическое измерение, и этот конфликт, конечно, тоже имеет измерение в области ценностей, в пространстве ценностей. Нет никаких сомнений, что то, что связано с западным политическим мейнстримом, все более опирается на нехристианский фундамент в области понимания человека. Мы очень хорошо знаем, что в западных странах есть христиане, в том числе консервативные, есть они и в Соединенных Штатах, и в Западной Европе, которые продолжают придерживаться традиционных ценностей в области семьи, в области гендера, человеческого пола. Но эти группы населения, эти страты сознательно маргинализируются.

Конечно, западный политический мейнстрим, мы с этим сталкивались и до начала военных действий, и продолжаем сталкиваться сейчас, пытается отформатировать все пространство, которое попадает в его влияние, под то понимание ценностей, которое, на их взгляд, является единственно верным. Это понимание всем хорошо известно: это легализация однополых сожительств, это либерализация эвтаназии, это легализация наркотиков… Все, что с этим связано, вписывается в ценностный мейнстрим, с которым ассоциирует себя политический истеблишмент. Я подчеркну, политический истеблишмент, потому что в структуре западного общества есть куда более традиционные силы, но они находятся вне политического мейнстрима, их просто оттуда вытеснили.

И конечно, мы отдаем себе отчет в том, что в тех государствах, нациях, которые подпадут под это влияние, будет продолжаться навязывание тех ценностей, которые, мягко говоря, противостоят христианству, которые неприемлемы для европейской христианской цивилизации. По большому счету, мы рассматриваем этот тренд как некую форму самоуничтожения собственной западной христианской культуры.

Мы должны относиться к себе самокритично: не должно быть никаких иллюзий, что мы идеальны с точки зрения христианских ценностей. У нас есть проблемы с семейным кризисом, у нас есть масса других проблем. Но очень важно то, что Россия декларирует свою опору на традиционные ценности, это первый и очень важный шаг, который мы сделали за последнее время. То есть формальное отрицание христианского наследия со стороны ряда западных государств, наверное, большинства западных государств, противопоставляется нашей декларации о верности, исторической преемственности христианским ценностям, традиционным ценностям, которые были характерны для всего, как раньше говорили в XIX веке, цивилизованного мира. Это очень важная декларация, которая должна получить развитие в том, как построено наше общество, по крайней мере мы на это надеемся».

О свободе воли в условиях мобилизации и о «малодушии» уехавших из страны

«Я тут позволю себе для этого случая все-таки напомнить о российской Конституции, согласно которой у каждого из нас есть конституционная обязанность служить в армии и защищать Отечество. Церковь, как и другие религиозные общины нашего государства, всегда эту конституционную обязанность поддерживала и отстаивала исходя именно из того…

Вообще в христианской культуре, в христианской цивилизации всегда утверждалось и продолжает утверждаться, что у человека есть не только права, но есть обязанность и ответственность. Обязанность защищать Отечество, она всегда считалась обязанностью христианина. Исходя из этого мы и должны определять свое отношение к мобилизации. Конечно, Церковь не испытывает ненависти к тем людям, которые проявляют, скажем так, малодушие…

Я считаю, что к тем людям, которые проявляют малодушие, нужно проявлять иные чувства, чем ненависть, по крайней мере со стороны Церкви. Церковь не является, органом, так сказать, прокурорского надзора или еще каким-то органом, который должен обеспечивать исполнение гражданами их конституционных обязанностей. Позиция Церкви заключается в том, что любой гражданин должен исполнять свои конституционные обязанности, в том числе обязанность служить в армии. Далее уже каждый оценивает ситуацию в зависимости от своих эмоциональных привычек.

Я еще раз говорю: мы не испытываем ненависти к этим людям, но считаем это малодушием. И увы, мы должны также признать, что очень долгое время воспитание молодежи у нас строилось таким образом, что проявление этого малодушия можно было бы, наверное, и предвидеть».

О том, как соотносится заповедь «Не убий» и участие в военных действиях

«Нет такого закона церковного, который бы оправдывал неисполнение воинского долга. Верующий христианин, который либо является воином, либо призывается в армию, к нему за тысячелетие существования христианской цивилизации сформированы очень понятные требования, которые, кстати, есть даже и в Евангелии. Они, говоря современным языком, заключаются в том, что любой христианский воин не должен превращаться в орудие убийства, не должен превращаться в военного преступника. И это вполне как бы понятное требование. То есть он должен избегать, уничтожения гражданских лиц, он должен избегать проявлений немилосердия к пленным, к уязвимым; он должен, насколько это возможно, помогать тем, кто был ранен, в том числе среди противника.

Это все вписывается в ту максиму, которую я уже продемонстрировал: человек, с которым воюет другой человек, не является каким-то животным, к которому возможно проявлять любое отношение. Когда человек начинает проявлять, относиться к своему противнику как к животному, вот тогда уже можно говорить о совершении военного преступления, говоря языком современного гуманитарного права, или, говоря христианским языком, человек превращается из воина в убийцу, превращается в того, кто сам потерял человеческий облик. В этом заключается христианское учение, касающееся военных действий.

Гуманитарное право потому и является правом, а не формой, политической борьбы, потому что обязательство не быть военным преступником в ходе военных действий, распространяется на всех военнослужащих независимо от того, считают ли они себя правыми в той или иной войне. Я иногда сталкиваюсь с попытками пропаганды списать военные преступления на тот факт, что якобы кто-то считает более или менее правым в военном конфликте. Это с точки зрения права, да и нравственности тоже, нонсенс.

Войны в человеческом сообществе начались не вчера, и гуманитарное право, которое раньше называлось «обычаи ведения войны», тоже существовали, мне кажется, еще чуть ли не в кодексах царя Хаммурапи или древних индийских источниках. То есть нужно соблюдать обычаи ведения войны в любом случае. Солдат, младший офицер, да даже и старший офицер, когда он определяет свое отношение к мирному населению, к тем, кто попал в плен, к раненым, должен рассуждать не о том, кто виноват в войне, а думать о том, как не стать военным преступником, и это очень христианская мысль».

О военных преступлениях в отношении мирных жителей

«В данном случае мы уже переходим в область политической пропаганды: кто-то говорит, что это была такая детская площадка, кто-то говорит, что это был детский сад, в котором было расположение тех или иных националистических батальонов. Это элемент психологической войны.

Я считаю, что Церковь должна участвовать не в этом. Она должна адресовать свое послание каждому военнослужащему. Каждый военнослужащий, когда он наводит ракету, не знаю, целится в кого-то через перекрестье своего прицела, должен помнить о том, что он не должен стать военным преступником. Эта мысль должна быть у него в голове, на мой взгляд. И думаю, что те военные священники, которые служат в наших Вооруженных силах, тоже адресуют именно этот призыв тем, кого окормляют.

А далее каждый должен делать то, что зависит от него лично, а не думать о том, уклонилась ли ракета от курса или не уклонилась: есть то, что военнослужащий может контролировать, а есть, что он не может контролировать. Об этом, на мой взгляд, бесполезно говорить. Осознание своей вины или невиновности, оно уже должно быть предметом именно исповеди этого человека.

Зачем говорить о том, что произошло, если у нас очень много людей, которые вообще не знают, в чем заключается их христианская обязанность. Например, кто-то считает, что можно уничтожать мирных жителей; мы видели кадры в отношении российских пленных, и кто-то считает, что они могут уничтожать, убивать беззащитных. Зачем нам рассуждать о том, куда попала ракета, если некоторые сознательно совершают военные преступления?

Я считаю, что человек, который приходит в церковь, чтобы там озвучить свою политическую позицию священнику, в принципе пришел не по адресу. Институт Церкви существует для того, чтобы человек мог принести покаяние в своих грехах. Если человек приходит в церковь для того, чтобы рассуждать о тех грехах, которые, как ему кажется, совершили другие люди, то это, на мой взгляд, не совсем здоровое духовное состояние.

Что касается поддержки и желания сделать что-то доброе в условиях конфликта, для таких людей Церковь всегда открыта. Церковь реализует беспрецедентную по своим масштабам гуманитарную программу, в ходе которой оказывается помощь беженцам, священники, миряне и добровольцы посещают госпитали, больницы. Врачи больницы Святителя Алексия работают в Мариуполе в местных центрах. То есть Церковь реализует свое христианское призвание, помогая тем, кто пострадал, не разбирая, кто из них занимал какую политическую позицию и даже на какой стороне воевал. В этом заключается миротворческое служение Церкви, когда Церкви все равно, из чьего тела ее добровольцы достают осколок».

О количестве мобилизованных представителей РПЦ

«Насколько мне известно, священники Русской Православной Церкви в качестве военнослужащих в боевых действиях не участвуют. Дело в том, что пролитие крови несовместимо со священным саном. А капелланское служение исключает что-либо, кроме духовной помощи, окормления военнослужащих. Кстати говоря, я хочу сказать, что это духовное окормление заключается в том числе и в помощи людям в том, чтобы они не потеряли человеческий облик, находясь в условиях смертей, страданий и прочего.

Я не готов оглашать какой-то список таких случаев. Но я знаю, что существовал определенный дефицит правового регулирования в отношении священнослужителей, но сейчас этот дефицит устранен и, насколько мне известно, никто из священников Русской Православной Церкви не является военнослужащим, который участвует в военных действиях в качестве человека, который должен выполнять задачи поражения противника.

Если какой-то священнослужителей, будучи мобилизованным, отказывается от священного сана, такое тоже возможно, тогда он может участвовать в военных действиях уже в качестве мирянина. Потому что священный сан исключает пролитие крови другого человека. Это, кстати говоря, касается не только военного времени, но и мирного времени.

А что касается капелланов, то да, институт воинских капелланов существовал, существует вот уже какое-то время, и он совершенствуется, и какая-то часть священников, участвует в специальной военной операции, окормляя военнослужащих, будучи штатными военными капелланами».

О крещении военных в мешках для «груза 200»

Ранее в СМИ и мессенджерах сообщили, что священник из Башкирии окрестил участвующих в боевых действиях на Украине военных в пакетах для «груза 200». По его словам, пакеты принесли сами бойцы, это их ничуть не смутило.

«С религиозной точки зрения имеет огромное, я бы сказал, просто вселенское значение, крещен человек или нет. Поэтому если человека можно крестить, используя в качестве емкости с водой какой-то мешок, да все что угодно, то это в условиях угрозы жизни, конечно, надлежит делать. И я считаю, что главное, что тот или иной военнослужащий получил святое крещение, — это событие великой важности для него и его родных».

Об участии в боевых действиях на Украине бывших заключенных и отпущении им грехов

«Христианское вероучение и заключается в том, что любой грех, если человек раскаялся, Бог может простить. В этом суть христианского послания, что нет таких обстоятельств, которые были бы непреодолимы на пути человека к Богу. И если человек хочет идти этим путем, хочет раскаиваться, в этом, наверное, одна из субстантивных вещей, которые составляют основу христианского учения о покаянии. До тех пор, пока человек жив, он может раскаяться.

Христианская, история наполнения рая началась с того, что туда вошел разбойник, покаявшийся на кресте, который, как известно, был первым человеком в раю. Это неспроста, потому что, посыл христианства заключается в том, что никакой грех не может быть препятствием для покаяния, никакой — это смысл христианского вероучения.

Что касается истории про прощение грехов военнослужащим, то, к сожалению, тут наблюдается некая примитивизация тех слов, которые произнес святейший Патриарх в своей проповеди. Эта проповедь заключалась в том, что любая жертвенная предполагает некую волю человека. Если человек сознательно приносит себя в жертву ради защиты отечества, ради защиты ближних, то ему будут прощены его грехи: значит, он присоединится к праведникам, будет находиться в раю. Но если человек думает, что он просто попал на фронт и ему ничего не нужно делать, то есть отсутствует воля, то тогда никакого автоматизма здесь нет и быть не может.

Я думаю, что военный капеллан наших Вооруженных сил будет готов причастить, исповедовать и пленных, и противников, если они относятся к Православной Церкви, а не к какой-нибудь там раскольничьей общине. В этом заключается в том числе объединительное служение Церкви. Церковь молится за мир, Церковь помогает всем, кто пострадал, не разбирая врагов и не врагов, не разбирая никого, видя во всех людей, которые требуют помощи. Те же, кто хотят внести в это служение политическое измерение, хотят расколоть Церковь. Но я надеюсь, что таких людей меньшинство и Церковь сможет преодолеть эти попытки раскола своей духовной силой».

Об Украинской Православной Церкви, подчинении епархий в Крыму и новых территориях России

«Думаю, что рано или поздно у нас найдутся духовные силы для уврачевания этой раны, точно так же, как после гражданской войны, последовавшей за Октябрьской революцией, сложились две противоборствующие общественные силы — красные и белые. Прошли годы, и этот конфликт был практически излечен в том числе воссоединением Русской Церкви с Русской Зарубежной Церковью, которая состояла в основном из деятелей эмиграции, придерживавшихся жесткой антикоммунистической позиции. Это пример того, как излечиваются внутринациональные конфликты. Надеюсь, что и этот конфликт тоже закончится рано или поздно исцелением раны.

В контексте современной ситуации Русская и Украинская церкви составляют единое целое. Если границы между Украиной и Россией как бы политические, то церковные границы другие по своей природе — мы все равно относимся к единой Церкви. И даже на тех территориях, которые находятся далеко за Днепром, есть много верующих, которые считают, что церковное единство должно сохраняться несмотря на военный конфликт.

Крымские епархии уже находятся в прямом подчинении Русской Православной Церкви. Это произошло по мере эскалации конфликта. Что касается пространства ЛНР и ДНР, то, насколько мне известно, сейчас по просьбе верующих и клира Ровеньковская епархия также перешла в прямое подчинение святейшего Патриарха. Дело в том, что военный конфликт предполагает некую неопределенность, в том числе касающуюся церковного управления, и Священный синод по просьбам верующих принял решение, что в настоящий момент целесообразно управлять этой епархией из Москвы.

Что касается контактов с УПЦ, то мы их не афишируем, потому что любые контакты с Украинской Православной Церковью могут закончиться преследованиями, похищениями и даже убийствами священников Украинской Православной Церкви. Мы уже имеем случаи, когда СБУ похищало, помещало в места временного заключения тех священников, которые казались им неугодными. И тем более если давать им какой-либо повод, то просто нельзя поручиться за жизнь тех украинских клириков, которые хотели бы там поддерживать какие-то контакты».

Об отношении к Православной Церкви Украины (ПЦУ) и ее влиянии на УПЦ

С 2018 года параллельно с УПЦ с 2018 года на территории Украины действует Православная Церковь Украины (ПЦУ). В 2019 году она получила от Вселенского Патриарха Константинополя Варфоломея статус автокефальной. Русская Православная Церковь осудила независимый статус украинской церкви, а пресс-секретарь Патриарха Кирилла Александр Волков назвал поступок Варфоломея «вступлением в раскол».

«Вы знаете, никакой ПЦУ до конца 2018 года не было, как известно, а существовал Киевский Патриархат и Украинская автономная Православная Церковь, которые впоследствии стали такой социальной базой для ПЦУ. Напомню, что одним из лозунгов или тезисов президентской кампании бывшего украинского президента Петра Порошенко был: «Одна Церковь — один народ — один язык». У него было три кита, на которых он построил свою политическую платформу. И действительно он приступил к формированию своей Церкви, получив в этом поддержку Константинопольского патриархата, с которым мы впоследствии прервали каноническое общение. Эта Церковь продолжает быть политической силой в руках украинского правительства.

Так называемая ПЦУ делает все возможное для того, чтобы захватить все приходы Украинской Православной Церкви насильственным образом, и максимально использует для этого националистические круги в украинском политическом истеблишменте. Это делается в нарушение всех мыслимых и немыслимых представлений о религиозной свободе, когда, собственно, власть формирует, Церковь под себя.

Я, конечно, не могу строить прогнозы, но мне кажется, что приходы Украинской Православной Церкви вне всякого политического контекста будут делать всё возможное, чтобы сохранить свою идентичность, и это никак не связано с тем или иным отношением к военному конфликту, то есть это связано именно с желанием сохранить свою церковную структуру».

О нападениях на приходы РПЦ за границей

«Что касается наших приходов, то на них совершено уже несколько нападений в Европе. Буквально на минувшей неделе, в частности, был облит краской наш приход в Женеве. Были случаи, насколько мне известно, в Великобритании. Во Франции были случаи точно, когда неизвестные наносили какие-то надписи на наших приходах, на стенах наших храмов. То есть определенное давление чувствуется. Но оно связано с тем, что западные СМИ, очень недвусмысленно продвигают черно-белый нарратив о том, что во всем виновата Россия, а Запад свят и непорочен. И конечно, они генерируют определенную ненависть ко всему русскому, это есть.

Что касается наших партнеров по межхристианскому диалогу, по межрелигиозному диалогу, надо отдать им должное, они заняли куда менее политизированную позицию. Они понимают, что есть конфликт, они понимают, что Церковь занимает ту позицию, которую она должна занимать, которую занимает любая Церковь, а не политическая партия, и они проявляют очень большую сдержанность.

Мы почувствовали, что у нас действительно есть партнеры, которые готовы нас слушать, готовы слушать наше видение, готовы формировать альтернативную точку зрения. Поэтому западный мир разнороден: есть люди, которые относятся внимательно к каким-то вещам, изучают все обстоятельства, а есть те, которые, наслушавшись антироссийской антицерковной повестки, идут и наносят какие-то надписи на стенах наших церквей».

О словах журналиста Антона Красовского об украинских детях

В эфире телеканала RT, опубликованном 20 октября, директор вещания на русском языке Антон Красовский призвал топить украинских детей. После этого телеканал RT приостановил сотрудничество с журналистом, а Следственный комитет решил проверить его слова на соответствие законодательству. Сам Красовский за сказанное в эфире извинился в своем мессенджере.

«Насколько мне известно, Красовский все-таки принес извинение, раскаяние. Это, на мой взгляд, хороший сигнал, потому что в любом случае хорошо, если человек способен признать свои ошибки. Я никогда не слышал ничего подобного со стороны украинских общественных деятелей и журналистов, поэтому это действительно очень хороший сигнал, что это было сделано.

Что касается языка ненависти, то я считаю, что человек, который несет свое воинское служение, не должен прибегать к языку ненависти, потому что язык ненависти на самом деле никоим образом не приближает победу, не приближает завершение конфликта. Конечно, мне сложно судить, потому что я не участвую в военных действиях, но если обратиться к ряду мессенджеров тех людей, которые участвуют, например, Ходаковского, известного достаточно деятеля, я с большим воодушевлением могу отметить, что в этом блоге человека, который реально сталкивается со смертями своих военнослужащих, нет языка ненависти.

Это говорит о том, что можно вести военные действия, и вести их успешно, не занимаясь расчеловечиванием противника. Думаю, что расчеловечивание вообще никак не связано, ни со способностью вести военные действия, ни со способностью достигать поставленных военных целей».

Об абортах в России

«Я, например, считаю, что у нас тоже есть некие, скажем так, элементы политики, которые, на мой взгляд, требуют изменения в области ценностей. Например, у нас в России являются доступными аборты по ОМС. То есть мы все с вами оплачиваем убийство новорожденных младенцев, платя налоги. Это для Церкви составляет большую нравственную проблему. Мы об этом свидетельствуем на протяжении долгого времени, что аборты должны по крайней мере быть выведены из ОМС, потому что аборты — это антихристианское явление, которое было в свое время инкорпорировано в ткань нашего законодательства коммунистическими деятелями.

Наша страна стала одной из первых, да даже первой в Европе, которая легализовала в 1922 году аборты. Легализация абортов для того времени была просто нравственной катастрофой, т. е. нашу страну, точнее ее политическую власть, рассматривали ну как заведомо антихристианскую, потому что никому не могло прийти в голову, что можно свободно убивать младенцев во чреве.

И эта инерция сохраняется до сих пор. Это антихристианское совершенно измерение в жизни нашего общества и в нашем правовом поле, и Церковь об этом открыто заявляет. Тут надо быть откровенными с самими собой, нужно меняться, такие времена».